По небу плывут длинные, тяжелые и низкие облака. Трава пожелтела и пожухла, а деревья, покрытые инеем, все более погружаются в сон. Часто льет надоедливый дождь. Начались холода. До первого мороза и снегопада еще несколько дней. А наутро все скует мороз. Тонким льдом, прозрачным как стекло, покрылись лужицы. Зима чувствуется близко-близко, но пока не выпал снег, осень считается хозяйкой. Земля сырая, всюду слякоть, холодно. Мало кто любит погоду в конце осени, ведь она терзает душу, рвет на части. И тогда начинаешь понимать, что выть можно не только на луну. Я почти целую ночь не спал, так как поздней осенью в полнолуние сон для волка — грех. В голове гулял ветер, я находился сейчас под куражом, до сих пор опьяненный луной. Глаза бегали во все стороны, мои движения были резкими, реакция — заторможена. Я то улыбался, то скалился на неживые предметы, ветер, листья под лапами, то истерически смеялся. Повышенная радиация уже давно сдвинула мою психику, и иногда у меня случались приступы. Если бы не излучение, мне бы никогда не пришло в голову просто так убивать. Но теперь я очень часто жаждал крови, и уже привык не жалеть убитых мною.
   Слабо соображая что делаю, куда иду и неуверенно ступая по сырой земле, я переходил то с рыси на шаг, то шага на бег. Иногда останаливаясь, принюхивался и заливался мелодичным, протяжным воем, давая знать о себе другим котам. В его голосе слышалась надрывная и жалобная интонация, сменяющаяся рыком. После каждого такого «концерта» я бежал ещё быстрей, сверкая по сторонам своим злобным и чем-то напуганным взглядом. Не знаю, отчего мне было страшно, очень страшно, но мне очень хотелось сбежать от того, что непременно принесёт мне боль. Ужасную боль, которую никто и никогда не испытывал ранее...
   Кода я, лишенный всяких сил, прибежал к ручью, то наконец остановился. Припав к земле, я подполз к самой воде и взглянул на свое отображение. Шерсть была косматой и изрядно потрепаной, грязной, липкой. Белоснежная шерсть — гордость любого альбиноса, стала не то желтой, не то серой. На носу и морде виднелась засохшая кровь, так как кровотечения — один из самых омерзительных и редких симптомов у альбиноса, обостренных радиацией. Черные пятна на морде, словно слезы, от глаз до кончиков рта придавали моей внешности угрюмый и меланхолический вид. Красные глаза с небольшими зрачками недоверчиво глядели даже на собственное отражение. Усмехнувшись сам себе, я ловким движением скользнул с берега в воду, разбив собой токий слой льда, оставив за собой лишь брызги. Ручей был не такой уж и маленький, что в нем смог «поместиться» целый волк. Несколько минут проведя в ледяной воде и прийдя в себя, я выбрался на тот же берег, с которого нырнул. Отряхнувшись, я присел. Поток холодного морозного ветра пронесся совсем рядом, и только теперь я почувствовал его. Тогда, когда моя толстая «шубка» была мокрой.
     — Я сошел с ума... — вздохнул волк, и облако пара из его рта растворилось в воздухе, — ели бы я мог уйти из этого проклятого леса...